На главную Публицистика Заметки о русских писателях
1

«Я вырос в захолустной стороне…»

Светлана Замлелова

 

 

Вот уже несколько лет в августе проходит на Смоленщине литературно-песенный фестиваль «Катюша». Стоит сказать, что музыкальные фестивали с таким названием устраиваются во многих городах, в том числе, и в столице. Но Всходненский – в селе Всходы Угранского района Смоленской области – фестиваль особый. Ведь именно здесь появился на свет и вырос автор знаменитой «Катюши», поэт Михаил Васильевич Исаковский. На фестиваль традиционно приезжают внучка поэта, писатели, музыканты, творческие коллективы, гости из других районов Смоленщины и со всей России. Участники фестиваля посещают военный мемориал во Всходах, музей великого поэта, после чего начинаются выступления писателей, творческих коллективов, исполнителей песен М.В. Исаковского.

Цель фестиваля – память. Сохранение памяти о войне, о человеческих судьбах, о знаменитом земляке Михаиле Исаковском, чьи стихи, положенные на музыку, стали поистине народными песнями. Да и сам Исаковский – настоящий народный поэт, судьбой похожий на других русских поэтов из народа. Творчество его – стихи, проза, публицистика – рисуют перед нами простого, искреннего, в чём-то наивного, но всегда чистого, честного и доброго русского человека.

Представим себе деревенского мальчишку, ничего кроме своей нищей деревни не видавшего, коротающего вечера при лучине и всей душой мечтающего учиться в школе. Что ему школа? Зачем? Ведь не в грамоте только дело – читать и писать он уже умеет... Но вдруг выясняется, что учиться он не может – слишком слабое зрение, с первой парты он не видит написанного на доске. А признаться учительнице он не отваживается, боится, что она станет ругать – зачем-де в школу шёл, раз ничего не видишь; боится, что ребята, узнав, засмеют – деревенские жестоки и нетерпимы ко всякого рода физическим недостаткам. И тогда он сам обрекает себя на отказ от учёбы. Для мальчика это настоящая драма. Но в конце концов всё устраивается как нельзя лучше, и он возвращается к урокам. Школа распахивает для него двери в новый мир «открытий чудных». Он вспоминал потом, как был поражён, узнав, что Земля круглая и почему нельзя достичь линии, где небо сливается с землёй; что населяют Землю разные народы и что даже в России русские – далеко не единственный народ. Из хрестоматии Вахтерова он выучил наизусть все стихи, впервые узнал о Кавказе и Малороссии, но больше всего был поражён биографией Ломоносова. Мало того, что учёный из мужиков, так он ещё и поэт, а вдобавок тоже Михаил Васильевич. Все эти совпадения волновали и сулили что-то очень хорошее. Под впечатлением от личности великого тёзки маленький поэт сочинил тогда же:

 

Жил у нас в былые годы

Ломоносов Михаил.

Я читал его походы, –

Как учиться он ходил.

 

Тайно вышел он из дому,

И никто о том не знал,

Как в Москву с обозом рыбы

За наукой он бежал…

 

Стихи он начал писать очень рано, что весьма необычно для деревенского мальчишки. В школе знали об этом увлечении и даже попросили прочесть что-нибудь из своих стихов на выпускных экзаменах. Чтение поспособствовало не только отличным оценкам, но даже и получению своеобразного гонорара. Вскоре после экзаменов, оказавшись в соседском селе, он был приглашён в барский дом – слава «того самого мальчика, который сам пишет стихи», уже разнеслась по округе. Барыня попросила почитать что-нибудь из своего, а публика – нарядные дамы, мужчины с нафабренными усами – слушали очень внимательно и благосклонно. Поэта хвалили, дали три серебряных рубля и проводили в земскую библиотеку, где он взял почитать понравившиеся книги.

А дома, узнав о гонораре, сказали:

– Что ж, пусть пишет. Может, до чего и допишется.

Не только судьба Исаковского, но и, во многом, его становление и само творчество перекликаются со становлением и творчеством других народных поэтов – Кольцова, Сурикова. Та же безотчётная юношеская тяга к поэтическому слову, то же томление в предчувствии иного, прекрасного мира, та же потребность выразить это томление в поэзии. При отсутствии должного образования и развития, те же блуждания в потёмках в поисках своего творческого метода, стиля, своей темы. Как и у других народных поэтов, движимых бессознательной или неосознаваемой в полной мере потребностью в творчестве, стихи Исаковского всегда близки к жизни, к непосредственным впечатлениям и переживаниям, а потому просты, искренни и естественны. И что бы ни говорили сегодня о его «сервильности», о восхвалении коллективизации, от которой, как и всякий крестьянин, он не мог якобы не пострадать, думается, нет оснований не доверять поэту. Отношение его и к коллективизации («Поэма ухода», «Разговор с лошадью», «Биография колхозника», «Чтоб на себя не накликать беды», «Юбка», «Об отце», «Враг»), и к партии («Наша партия», «Я в жизни всем тебе обязан»), и к Ленину («У мавзолея Ленина», «Дума о Ленине», «Ленин», «101-й год»), и к Сталину («Слово к товарищу Сталину») было, несомненно, искренним. Да и почему он непременно должен был думать иначе, если на всю жизнь остались памятны убожество, голод и темнота (в прямом и переносном смысле) родной деревни Глотовки:

 

В этой сумрачной хате

               для меня ничего не осталось,

Для моей головы

               эта тёмная хата низка…

Здесь у каждой стены

               приютились нужда и усталость,

В каждой щели шуршит

              тараканья тоска…

 

(«Поэма ухода»)

 

Я вырос в захолустной стороне,

Где мужики невесело шутили,

Что ехало к нам счастье на коне,

Да богачи его перехватили

<…>

Я думаю о прожитых годах,

О юности глухой и непогожей,

И всё, что нынче держим мы в руках,

Мне с каждым днём становится дороже.

 

(«Я вырос в захолустной стороне»).

 

Сегодня действительно многим как-то трудно понять, что огромное число людей не просто приняли Октябрьскую революцию и воевали за неё, но и остались ей верны до конца. Да и с какой стати проклинать Исаковскому коллективизацию, если его деревне, как и деревням окрест, терять, кроме нищеты, было нечего? Когда без всякой коллективизации каждой весной начинается в деревне полуголодное существование, и нет ни запасов, чтобы прокормиться, ни денег, чтобы купить продовольствие.

Стихи его, скорее, можно назвать простодушными, нежели «сервильными» или конъюнктурными. Это простодушие, а вместе с тем возвышенность, чистота и лёгкая, порой едва уловимая ирония отличают всё его творчество, какой бы темы оно ни касалось.

Пожалуй, более всего исследовательское внимание было обращено к военной теме, что неудивительно – за годы войны поэтом создан цикл стихотворений, а песни о войне на слова Исаковского становились, говоря современным языком, настоящими шлягерами. Это и «В прифронтовом лесу», и «Огонёк», и «Где ж вы, где ж вы очи карие». И, конечно, знаменитая на весь мир «Катюша», написанная ещё в 1938 г., словно в предчувствии войны – ведь неспроста Катюша ждёт именно пограничника, призывая его беречь «землю родную», – но ставшая своеобразным музыкальным символом той войны. А «Прасковья» или «Враги сожгли родную хату» и вовсе стоит особняком, как и подобает шедевру. Тогда же в годы войны были созданы и другие песни, никак с войной не связанные, но словно убеждавшие, что скоро этому кошмару придёт конец, и страна снова заживёт мирной, красивой жизнью. Именно об этом поётся в «Лучше нету того цвету…» (1944), «Услышь меня, хорошая…» (1945), «Снова замерло всё до рассвета…» (1945).

Конечно, исследована не только «война» в поэзии Исаковского, но и «мир» – любовь, родная природа, повседневная жизнь деревни, отцы и дети, свершения страны Советов. Отдельно можно выделить тему, не являющуюся главной в творчестве поэта, но, однако, занимающую своё особое место и красноречиво говорящую о его человеческих качествах. Исаковского не раз называли последователем Некрасова как «певца горя народного». Много общего у обоих поэтов и в раскрытии женской темы. Женская крестьянская доля незавидна не только из-за гнёта тяжкой работы. Женщина, девушка – подневольное, самое беззащитное в деревне существо, не могущее дать отпора обидчикам, от которых отбоя нет. Была в жизни Исаковского девушка Аксюта. Сверстница, которую родители не пустили в школу – незачем, дескать, грамота девке. Но Аксюта тайком выучилась грамоте, чтобы написать письмо Мише Исаковскому, бывшему в ту пору смоленским гимназистом. Они переписывались, а на летних каникулах встретились в деревне, «на брёвнах», где собиралась вечерами деревенская молодёжь. Встречались всегда на людях, так что и поговорить ни разу не удалось. И лишь однажды провожал Аксюту Миша, как вдруг она обняла его и зарыдала: «Ох, ты не знаешь, как мне трудно здесь…  как мне трудно! Пожалей ты меня, увези ты меня куда-нибудь… Я куда хочешь пойду за тобой, хоть на край света, только не оставляй меня здесь… Не оставляй!..» Но не мог Миша помочь Аксюте, и вышла она замуж за другого. А через год умерла первыми же родами…

А давным-давно, когда Мише Исаковскому было лет десять-одиннадцать и не ходил он ещё в школу, являлись к нему, как к местному грамотею, молодые женщины, чьи мужья отбывали на заработки. И просили эти женщины написать мужьям, как тяжело им живётся тут в деревне, сколько обид они сносят, а заступиться некому. И одна была у всех надежда – на мужа. Вдруг защитит… Больше и пожаловаться было некому, да и опасно – если узнают в деревне о жалобе, хуже будет.

– Напиши, Миша! – взывали они и совали свои копейки.

Миша сам сочинял письма, писал и хранил потом в тайне. А когда перечитывал написанное своим заказчицам, те плакали.

– Что ещё добавить?

Но в ответ – только всхлипывания…

И кто знает, как именно повлияла эта «правда жизни» на детское сердце? Не жалобы ли несчастных односельчанок на постоянные обиды пробудили в нём сострадательность и сделали отныне чутким к чужому горю? И уж не первый ли вынужденный литературный опыт определил всю дальнейшую судьбу мальчика?

Как бы то ни было, но именно женщины заставили его сочинять и писать, научили чувствовать чужое горе, дали потом образование, познакомили с книгами. И он, оставаясь благодарным, сохраняя жалось и сострадание, воспел русскую женщину, девушку. А само слово «девушка» он вообще называл любимейшим из всех слов. Всю жизнь, утверждал он, слово это звучало для него «по-особенному чисто, мягко и ласково». Это подтверждает и поэзия – слово «девушка» часто встречается в его стихах («В заштатном городе», «Четыре желания», «Провожанье», «Девушка», «Огонёк»). Пожалуй, по этому слову – «девушка», по вложенной в слово интонации, по бережному, чистому отношению к героиням узнаётся Исаковский среди других поэтов. Можно собрать цикл его стихов о женщинах («Великий грех», «Матери», «Прощание», «Настасья», «Любушка», «Русской женщине»), или цикл, где повествование ведётся от первого лица, от лица девушки или женщины («Первое письмо», «Юбка», «Ой вы, зори вешние…», «Ой, цветёт калина…», «Каким ты был…»). В раскрытии женской темы Исаковский обнаруживает какое-то врождённое личное благородство, внутреннюю культуру, чистоту и способность к глубокому сопереживанию.

Несмотря на солидный стихотворческий опыт, сам Исаковский считал, что стихи у него стали получаться, начиная с 1924 г. Одно из первых настоящих стихотворений – «Великий грех». В этом стихотворении поэт образно, обобщённо изобразил старую деревню и судьбу русской крестьянки. Начинается оно словами:

 

Не точи ни серпа, ни косы:

Дни без туч, вечера без росы…

 

Сразу, с первых же слов поэт вводит читателя в курс дела: на деревне невиданная засуха. Не нужны ни серпы, чтобы жать хлеб, ни косы, чтобы косить траву для скота – высох и хлеб, и трава. Как водится, всё объясняется грехами – как будто в урожайный год грехов было меньше. Но поняв, что

 

Есть в округе великий грех,

Чёрным камнем он лёг на всех,

Над полями он крышей навис

И дождя не пускает вниз..,

 

крестьяне решают обратиться за советом к чародею, который

 

…угадывал тайны людей,

Он разгадывал страшные сны, –

От такого не скроешь вины:

Он премудрость таинственных книг

До последней страницы постиг.

 

И вот, душным вечером вся деревня собралась в избу к чародею. Что остаётся тому делать, чтобы не ударить лицом в грязь и не навлечь на себя гнев односельчан, которые и самого чародея могут обвинить в том самом грехе. Конечно, выбрать жертву. Тогда чародей решает обвинить самого беззащитного, за кого некому заступится. И таким беззащитным, никому не нужным существом оказывается местная вдова:

 

…Виновата во всём вдова;

В непозволенный богом день

Городила она плетень,

И плетнём заслонила дождь.

Оттого-то и сохнет рожь…

 

Она не ходила за плугом и даже не копала огород. Тем, что она «городила плетень», поэт подчёркивает её слабость. К тому же этим плетнём она словно бы хочет отгородиться от мира, защититься от вторжений извне. Плетень – единственная её защита. А раз она занимается этим в «непозволенный день», значит, не успела в «позволенный», значит, так много у неё другой работы. Только помочь ей некому. Но тогда никто не обращал на неё внимания. Теперь же, когда «городит» чародей, мужики спохватились и осудили. Но осудили не своё жестокосердие, а «великий грех» вдовы.

Деревне нужно было найти кого-то не из своей среды – а чародей, естественно, живёт особняком, – кто бы взял на себя ответственность и назвал источник греха. Чтобы потом мужики не показывали друг на друга пальцем и не обвиняли бы друг друга. Так и вышло. К тому же чародей не просто назвал виновного, но и научил, как исправить дело. Надо только в полночь девять раз окунуть вдову в колодец.

 

…И в воде, как стальной лемех,

Моментально утонет грех.

И с небес на поля тогда

Потечёт, потечёт вода…

 

Чтобы понятнее было землепашцам, чародей сравнивает грех с частью плуга – со стальным лемехом. Живо представив себе, как утонет «великий грех», в полночь толпа мужиков хватает вдову, вяжет её верёвками, затыкает рот и волочёт к колодцу. И плетень вдове не помогает.

 

…А кругом – как стена – народ,

И дрожит и кипит стена,

И вдова против всех – одна…

 

Эта тема – «один против всех» – нередко возникает у Исаковского. Нет ничего страшнее, чем оказаться одному против крестьянского мира, против деревни с её несокрушимыми и невежественными представлениями о жизни. И поэт тем самым подчёркивает весь ужас положения бедной вдовы. Народная стена противопоставляется плетню, которым пыталась огородить себя вдова. «Один против всех» – как плетень против стены. Плетень так и не смог помочь вдове, а против стены сама она бессильна.

Помолившись, толпа бросает женщину в воду.

 

…Закричала, завыла вдова.

И в колодце погасли слова…

Опускали живую в сруб.

А оттуда тащили труп…

 

Она не просто кричит – воет. Исаковский очень точно подбирает слово для передачи того ужаса, той тоски, что испытывает бедная женщина, за которую некому вступиться, перед стеной народной.

Поняв, что натворили, мужики сами испугались. Но уже ничего не поправишь, и они спешно расходятся по домам. Темнота, невежество, жестокость и дикость старой деревни и женщина, как самый незащищённый, самый легкоуязвимый её обитатель – впечатления детства оказались так сильны, что Исаковский сохранил их на всю жизнь. И нет ничего удивительного в том, что все свои воспоминания он обязательно старался подытожить рассказом о новой жизни, о том, что прошлое, к счастью, ушло безвозвратно. Вот и история о бедной вдове заканчивается символично:

 

…Да ещё из-за тёмной стрехи

Объявляли зарю петухи.

 

Для Исаковского заря новой жизни зажглась в Октябре 1917 г., когда юному поэту исполнилось семнадцать лет.

Часто бывает, что образ творца становится в чём-то символичным. Таков и образ Михаила Исаковского: восторженный полуслепой мальчишка из голодной, нищей деревни делается автором всеми любимых песен, и поныне распеваемых страной и принимаемых за народные. «Ой, цветёт калина…», «Каким ты был…», «Услышь меня, хорошая…» встают в один ряд с почитающимися народными «Степь да степь кругом…» (И. Суриков – С. Садовский), «Ухарь-купец» (И. Никитин – Я. Пригожий), «Славное море – священный Байкал» (сл. Д. Давыдова), «Из-за острова на стрежень» (сл. Д. Садовникова) и многими другими. Более того, песня «Катюша» оказывается шлягером мирового значения, и нет, наверное, ни одной страны, где не знали бы «Катюшу». Причём не только музыку Блантера, но и стихи Исаковского.

Символично и то, что прожил Михаил Васильевич семьдесят три года. Как и до конца любимая им советская власть.

В одном из ранних своих стихотворений Исаковский иронично писал о лорде Чемберлене:

 

…Какой успех!

Какой большой успех

Судьба любимцу своему послала!

Ведь даже в Лондоне,

Наверно, не у всех

Такая

Сногсшибательная слава…

 

Но совершенно без всякой иронии можно отнести эти слова к самому Михаилу Васильевичу:

 

Какой успех!

Какой большой успех

Судьба любимцу своему послала!..

 

И фестиваль «Катюша» – лишнее тому подтверждение. Память об Исаковском жива, стихи и песни его по сей день любимы, и знает их, без преувеличения, весь мир.

 

2017

 

Нравится
 
Комментарии
Комментарии пока отсутствуют ...
Добавить комментарий:
Имя:
* Комментарий:
   * Перепишите цифры с картинки
 
Создание сайта - Vinchi & Илья     ®© Светлана Замлелова