 ...Темой моего исследования стала проблема сохранения чистоты языка в произведениях современной художественной литературы. С этой целью я обратилась к циклу рассказов С. Г. Замлеловой, включённых в книгу «Разочарование». Выбор темы обусловлен тем, что в современном обществе активно идут процессы разрушения литературного языка, не говоря уже о разговорном, и голос писателя, не оскверняющего язык, а сохраняющего и созидающего его, должен быть услышан в хоре иных голосов.
Целью и задачами данной работы являются: определить вектор развития языка в современном мире и способы противостояния его разрушению; проследить, как автор акцентирует внимание на проблемах разрушения языка; показать причины низкого падения нравов в современном обществе, влекущих за собой разрушение языка; раскрыть способы выхода из языковой деградации; показать пути формирования языковой культуры в современном обществе...
...В прошлом году у нас состоялась встреча с молодой писательницей. Не сразу завязался откровенный разговор, а пожалуй, после того, как она прочла пару своих рассказов. Возникла дискуссия, в которую были вовлечены абсолютно все. Мы пытались понять, почему же цикл рассказов и фельетонов получил название «Разочарование». Светлана Георгиевна объяснила, что каждый её герой испытывает разочарование, и она описала именно такие ситуации, когда наступает разочарование у каждого из них. Однако прозвучали несколько вопросов об оформлении книги. Красный фон обложки и кустодиевские образы на ней вызвали удивление многих. На это Светлана Георгиевна ответила, что такое оформление отражает национальный колорит, язык героев. Образ жизни и русская ментальность продиктовали ей такое решение. Мне наиболее интересными показались рассказы, в которых автор поднимает проблему сохранения языка и соотносит её с уровнем культуры.
Героиня «Рассказа с продолжением» Ниночка Собакина, по совету знакомых, решила отнести в редакцию написанный ею небольшой рассказ. Язык его был простым и лёгким, а сам рассказ краток и незамысловат. Придя в редакцию, Ниночка узнала, что литература – это вовсе не её дело, да к тому же рукопись не тянет на уровень данного журнала. Девушка решила не останавливаться на этом и узнать, что же подходит современным издательствам.
«Прочитав от корки до корки первые четыре номера, Ниночка испугалась. Странные, непонятные стихи чередовались с не менее странными и непонятными рассказами и статьями. Один автор воспевал свободную любовь, уверяя, что нет на свете ничего лучше. Другой на двадцати двух страницах восхищался пивом, сравнивая оное с небезызвестным продуктом жизнедеятельности схожего цвета. Третий автор открыто заявлял, что превыше всего ставит любовь к личинке колорадского жука. Четвёртый, пятый и шестой неистово описывали то, чего никогда не бывает в жизни. Седьмой, под рубрикой "Научная статья" поместил сочинение, начинавшееся с утверждения о том, что Ленин-де, был не кто иной, как Антихрист собственной персоной, и заканчивавшееся анализом творчества Тыко Вылки. Восьмой - очевидно, сексуальный маньяк - описывал однополый coitus, имевший место на балконе недостроенного многоэтажного дома, смакуя при этом детали и изобилуя подробностями. Девятого и десятого читать было невозможно, поскольку их творения на восемьдесят пять процентов состояли из многоточий, заменявших, по всей видимости, слова, пропустить в печать которые у редактора не хватило смелости.
"Это, должно быть, недоразумение, - пыталась успокоить себя Ниночка. Редактор, наверное, был пьян... А в следующем номере всё разъяснится..."
Но, вопреки ожиданиям, в следующем номере ничего не разъяснилось. За "Собакой крупнее кошки, но мельче телёнка", оканчивавшимся словами: "Было зверски приятно. Потому что так было. И так будет всегда", следовали стихи некой Майи Кислищенской:
В записной книжке -
Зелёный крест аптеки.
Мне б увидеть его средь листвы,
Поправляя причёску, как эти, что бежали с тобой из Москвы.
Эту жизнь поделим на части
Ведь, не правда ли, мы равны!
Ты в доспехах железной масти.
Нет прохожих. Увы, мне! Увы!..»
Долго удивлялась Ниночка, долго мучилась и задавалась разными вопросами и, всё-таки решив проверить, неужели настолько испорчена современная литература, отнесла всю в ту же редакцию ещё один рассказ.
Ответ девушка получила тот же самый, что литература – это вовсе не её занятие, и что данная рукопись не тянет на уровень издаваемого журнала. Но настроение Ниночки от этого не испортилось, наоборот, она ликовала, так как вторым рассказом, отнесённым в редакцию, являлся рассказ А.П. Чехова «Марья Ивановна».
А стоило ли так радоваться? Может, надо всерьёз задуматься о том, что же печатается в наше время? Почему бульварная литература заполонила прилавки книжных лавок и магазинов. Она принижает, портит язык, которым русские гордились испокон веков. Принижает до уровня разговорного, блатного, чтобы приблизить публику к чтению, чтобы читатели узнавали в главных героях себя, в их жизни – свою жизнь!
Ярким примером тому являются авторы: В.Ерофеев, В. Сорокин. Что самое удивительное – их произведения пользуются успехом. Может, стоит задуматься и современным авторам и читателям над тем, чтобы не испортить наш язык окончательно. Нужно приобщать читателя к высокохудожественной литературе, но не в коем случае не наоборот!
С.Г. Замлелова безусловно рассчитывает на вдумчивого читателя. Рассказ «Правда» целиком построен на использовании разговорной речи. Ничто так не характеризует героя, как то, что и как он говорит. В рассказе «Правда» героиня лет 30 пишет письмо соседу, обвиняя его жену в многочисленных изменах.
«Я не стану называть своё имя, потому что дело не в этом. Но я не хочу молчать больше, потому что мне тебя жалко. А я человек честный и простой. И не могу за просто так смотреть на разные там несправедливости. Особливо когда кого-нибудь забижают хорошего мужика. А ты мужик хороший и даже очень сексуальный. А когда над хорошим человеком смеются мне такого человека завсегда жалко. Ты не достоин, чтобы над тобой весь город смеялся. Ты достоин лучшего. А чего ты такой сексуальный всю жизнь должен маяться. И все смеются, тоже нехорошо.
Но я ещё не сказала в чём дело. Дело в том, что одна наша общая знакомая, которую ты имеешь честь любить, тебя обманывает. Я то её давно знаю. И могу тебе сказать, она тебя недостойная. Ты на ней женился я знаю почему, потому что она дюже смазливая. А от таких баб самый капец мужикам. Красивая баба что картина, повесь на стенку и любуйся, а толку мало. Потому с лица то воды не пить. Ты баб-то не знаешь, а уж я-то знаю...»
Автор показывает нам степень её безграмотности с одной стороны, и степень её морального несовершенства – с другой. Нельзя не отметить и кощунственное незнание классической литературы: «Как сказал отец русской поэзии Некрасов "Чем больши (зачёркнуто) меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей".
Не останавливаясь на одних упрёках в адрес малограмотной барышни, автор решила показать, взаимосвязь её внутреннего мира и внешнего облика: «В тесной кухне пахло тряпкой и жареной рыбой. Из раковины выглядывала грязная сковорода. На полу, покрытом линолеумом, блестели матовым блеском застарелые пятна. Тёплый весенний ветер задувал в открытую форточку и поигрывал серой тюлевой занавеской». Никакого права не имеет «соседка с верхнего этажа» выдвигать какие-либо обвинения в адрес других, вторгаться в их личную жизнь, позволять себе судить других. Но главное, что автор показывает прямую связь морального уродства человека с его низким образовательным уровнем, неразвитой речью, вопиющей безграмотностью. А вы не содрогались от чужого несовершенства? От того, что другие живут, говорят, думают, верят, любят, учат, лечат, свадьбы играют, крестины устраивают, одеваются и даже раздеваются не так как вы полагаете должно учить и лечить, верить и любить? Однако Светлана Георгиевна не выносит ей обвинительного приговора, она оставляет это право за читателем.
В рассказе «Московские типы» С. Замлелова представляет нам картину встречи молодых людей с пожилой женщиной. Вот как автор рисует подростка: «В общении со сверстниками, а особенно со сверстницами, он интересуется лишь производимым на них эффектом. Всё буквально он делает с расчетом на публику. Думается, поэтому он моментально перенимает то дурное, что вновь появляется в его родной среде. Наркотики? Пожалуйста! Мы с радостью и обколимся, и обкуримся, и грибами обожремся, лишь бы заслужить одобрение себе подобных. Та гипертрофированная матерщина, которой через слово пересыпает речь мальчишечка, да и девчоночка тож, говорит всё о том же стремлении выглядеть как можно круче. Матерщина, в основном, ни к кому конкретно не обращена. Просто через каждое нужное, что-то значащее слово следуют два ненужных, ничего не значащих. И плюс к этому, неизвестно откуда взявшаяся зараза - все эти "как бы" и "типа", «по полной программе», «короче», «конкретно». Что они значат? Язык бы тому вырвать, кто их заронил». Старушка, вышедшая за хлебом, подивилась речи молодых. Спросив, что же так отчаянно матерятся дети, получила очень грубый ответ и узнала, куда она может идти. «Старуха прямо не нашлась, что и ответить.
Зато другой мальчишечка, что повыше ростом, говорит старухе:
- ………………… ……………………………………………………………………………..
………………..!
А старуха ему:
- ???!!
А он ей:
- …………………………………………………………………………………!
И все они засмеялись. Кроме старухи. Потому что настала старухина очередь обалдевать. Стоит она, глазами хлопает, прямо не знает, что и делать. "Хоть беги!" - думает.
Одна девчоночка пожалела старуху. У ней, наверное, у самой бабушка была. Вот она так сочувственно к чужим старухам и относилась. Она говорит нашей старухе:
- Вы, как бы, идите, куда шли, типа. А то…………………………!
Но другая девчоночка, язва такая, засмеялась и спрашивает:
- Чо ты с ней, типа, ещё разговариваешь, как бы? Она………………………………! У неё…………………………………………………..!
Тут они опять все засмеялись. А третья девчоночка ничего не сказала. Только облупленным ноготочком в носу почесала.
Но старуха окончательно испугалась и поскакала домой. Так и осталась без хлеба».
Автора удручает, что «народец, развращенный и бывалый, уже отведал все те удовольствия, которые превращают молодого человека в старика. А заодно и болезни, подобным превращениям сопутствующие. Нетрудно угадать, о чём мечтает московский подросток. Клёвые тёлки, крутая тачка, котлета баксов в кармане - "что ещё надо человеку, чтобы встретить старость". А пока эти юные создания готовятся к большой жизни, они тащат в рот всё, что плохо лежит, живя по принципу, что нет такого удовольствия, без которого можно обойтись».
Но всё же автор знает, что будущее у России есть. Оно в науках, которыми скоро будут увлекаться молодые люди вместо наркоты, секса и американских фильмов. «Хочется верить, что потянутся подросточки к наукам, и не только экономическим и юридическим, но и ко всем прочим. Что полюбят подросточки книжки, не только о бандитах и боевых искусствах, но и о более возвышенных явлениях. И что заговорят подросточки на почти забытом, но тем не менее хорошем и родном русском языке, а не на смеси тюремно-лагерно-блатного с американским. И тогда мы все заживем припеваючи! Потому что здоровые подросточки - залог великого будущего нации!..».
Взгляд из будущего, равно как из прошлого на процессы, происходящие в языке, доступен только лингвисту. Мне же хочется посмотреть на активно происходящие изменения в языке глазами современников. Более того, глазами человека, попавшего в столицу с периферии. В «Рассказе гостя столицы» автор в первую очередь акцентирует наше внимание на эпиграфе:
«Посему дано ему имя: Вавилон;
ибо там смешал Господь язык всей земли...» (Быт. 11:4-9)
«...Пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу...» (Откр 18:2)
«Москвич… обожает возмущаться всё равно чем, спорить на кухне о политике, ругать власть предержащих и читать мерзкие журналишки, наслаждаясь всякого рода разоблачениями и смакуя пикантные подробности из жизни «звёзд» – кто с кем живёт, кто сколько ест, кто как одет, – а после, трясясь в метро или толкаясь на рынках, обсуждать друг с другом прочитанное. Впечатление такое, будто на сегодняшний день всё это и только это – духовная пища москвича». «К примеру, собираются на телевидении милые москвички, приглашают не менее милых москвичей и на всю страну обсуждают глобальные, общечеловеческие проблемы. Обсуждают всерьёз и запальчиво. Правда, по-русски многие из них говорят через инда да кубыть, в обсуждаемых вопросах зачастую никто не разбирается, зато пищат что-то такое о правах человека, о свободе слова и о том, как оно на Западе. А какие костюмы, какой макияж! Боже ты мой! А сколько уничтожающей иронии, апломба, сколько гривуазных, сальных шуток! И это в лучшем случае! В худшем – собравшиеся дерутся, сквернословят, разоблачаются, а то и просто совокупляются. Чего зря время терять? И, судя по рейтингам, никого от этого не коробит. Никто не плюёт в экран, никто не пишет гневных писем в редакции. Напротив! Москвич с открытым ртом припадает к экрану. Москвичу интересно...
А какие фильмы идут в московских кинотеатрах? Главным образом о том, как чернокожий американец, вступая в неравную схватку с органами безопасности Соединённых Штатов, одерживает верх. А какие книги лежат на московских прилавках? Главным образом о каких-то отечественных недоумках, которые даже непонятно, чего делают. И опять же, никто не плюёт в экран, никто не пишет гневных писем в редакции. Москвичу интересно...
Но зато москвичу совершенно неинтересно, что архитектура Москвы уродлива, что город, как обоями, заклеен глупой и неудобь сказуемой рекламой, что улицы кишат нищими и что московские рынки – это средневековый пережиток. Ерунда! По существу, москвич доволен своей жизнью»...
Искусствовед по образованию, С. Г. Замлелова удивляет читателя не только бережным отношениям к традициям русской классической прозы, умением ярко и выразительно создавать портреты наших современников, увлекая читателей в пёстрый мир добродушных и наивных, коварных и бесхитростных, интеллигентствующих и нахальных героев дня сегодняшнего, но и учит читателя бережному отношению к великому языку, величие которого может быть под угрозой вполне реальной.
Из какого бабушкиного сундука извлекает молодая писательница такие словеса, которые можно сейчас услышать разве что на скамеечке, где тихо и неторопливо беседуют две старушки, чьи матушки в своё время оканчивали институт благородных девиц.
«Старушки эти образованны и утончённы, независимы в суждениях и легки в общении. Они прекрасные собеседницы, им есть, что вспомнить и, при желании, они способны занять, рассмешить или заставить плакать. Они всю жизнь живут в этом прекрасном городе и говорят его прекрасным языком. Настоящим русским языком.
Такая старушка не носит на голове платочек, завязанный морским узлом под челюстью, и не разгуливает круглый год в валенках. Напротив, на ней - шляпка и туфли, перчатки и очки. И непременный ридикюль. Она вообще следит за собой, несмотря на дремучий возраст. Подкрашивает губы, коротко стрижёт и завивает остатки волос и даже носит брюки, что свидетельствует о некотором свободомыслии, ибо брюки - весьма непопулярная одежда среди русских старушек…
Ах, какие люди населяли когда-то Арбат и Покровку, Знаменку и Мясницкую! Какие прекрасные, непостижимые люди! Трогательные и жестокие, хитрые и вместе с тем наивные, вероломные и набожные. Путаные, противоречивые, удивительные люди! Дети своего города.
Где вы теперь, милые, смешные москвичи? Вы уходите от нас, и с вами навсегда уходит молочно-медовая, сдобная, румяная и нарядная Москва…».
Вероятно, язык русской классической литературы, язык А. П. Чехова и М. М. Зощенко так и впитался с молоком матери, отторгая от себя язык улицы, грубый и жёсткий, не слышать который всё-таки нельзя. Светлана Замлелова использует его с целью создания образа героя, больно становится и ей, и читателю, оттого что говорить безобразно стали и люди вполне интеллигентных профессий: врачи, милиционеры…
«Доктор, очевидно заслышав шум, выходит из своего кабинета и, остолбенев, наблюдает за сценой избиения. Придя в себя, она обращается к человеку в серой форме:
- Э, козёл! Ты что делаешь?
Серая форма, направившийся было к выходу, возвращается и докладывает:
- Это я доставил… Вы того… заберите… помощь нужна…
У доктора от такой наглости глаза округляются до невероятных размеров.
- Да ты что, охренел? Я что, не видела, как ты его, семь-восемь, об стену того…
- Вы это… госпитализируйте…
- Я тя щас госпитализирую, семь-восемь… Козёл вонючий… Я щас милицию сюда вызову… Они тя жива госпитализируют…
Серая форма, оскорблённый таким неучтивым обращением, пробует возмущаться:
- Ты чо, дура, орёшь, восемь-девять… Я теэ щас поору… Я теэ щас так, восемь-девять, того, ты у меня рядом с этим ляжешь…
- Что ты сказа-а-ал?!.
Разговор принимает забавный оборот. Очередь, потупив глаза, делает вид, что не слышит этой милой беседы. В воздухе на парах хлора и спирта повисает неловкость. Ни в чём не виноватые больные чего-то стыдятся и избегают смотреть друг на друга.
- Что слышала… Чмо больничное, орать ещё будет, восемь-девять…
Лицо доктора багровеет и принимает зверское выражение. Она широким, тяжёлым шагом направляется к серой форме. Однако последний предпочитает ретироваться. Дверь за ним хлопает, и доктору ничего не остаётся, как вернуться к больным».
Наиболее отвратительны с эстетической и этической точек зрения – те эпизоды, когда герои вопиющей своей безграмотностью давят на читателя со страниц рассказов. Например, так выглядит объяснительная охранника в рассказе «Занавески», когда ты понимаешь, что совсем не погрешила против истины писательница, приведя, можно сказать, пример из жизни, с которым встречаешься сплошь и рядом:
«Сево дня в магазин пришли два Стульчикова. Он и она. Он ейный муж. Они пришли и сказали что нужны занавески. Они каторые Стульчиковы хатели купить занавески. Они каторые на окна вешать каторые от света закрывать. С ними ещё сумка была. Они сумкой махали. Когда махали падошли к вазе каторая лампа но как ваза внизу под абажуром. Они своей сумкой вазу задели каторая лампа и она упала. А как она фарфоровая она упала и разбилася. И её не склеить. А он купить не хател а хател занавески. И деньги не дал. Они гаворят что узко было потому лампа разбилась. А наши гаворят что они виноваты и пущай покупают. И у них был спор. Они деньги не дали и ушли. Протокол составил охранник Сивко».
Нередко приходится и к словарю обращаться, потому что не у всякого слова значение знаешь, например: дезабилье – быть нагишом, неодетым; плюгавый – невзрачный, жалкий на вид и т. д.
Автор сборника «Разочарование» Светлана Замлелова бьёт в колокола, обозначая проблему загрязнения языка, нарушения языковых норм; она обеспокоена тем, что такая языковая практика сегодня неминуемо приведёт к снижению культурного уровня нашего общества. Можно ли не согласиться с тем, что недопустимым является бесцеремонное обращения с русским языком на радио, телевидении, в газетах, журналах, в современной литературе…
2005.
Мария ЦВЕТКОВА - 9 «А» класс гимназии №7 г. Лыткарино.
|
